Рассказ
Витек был другом моего старшего брата Ваньки. Высокого роста, с длинными руками и огромными кулачищами. На его деревенском лице красовался нос «картошкой». Из-за него и прозвали Фыркачом. А мой брат младше его на три года. Маленький, худенький подросток.
Фыркач жил с матерью и бабкой Феклой. Вся мужская работа ложилась на его плечи. Зимой он вместе с Иваном ездил в лес за дровами. Я любила увязаться за ними, прыгнув на салазки…
Зима в лесу! Мальчишки тащат меня на санках по хрустящему снегу, морозный воздух отчаянно щиплет щеки, на большой поляне – яркое солнце. Глаза слепит искрящееся белое поле с голубыми кристаллами. Сердце переполняет восторг от нарисованных инеем узоров на хрустальных ветках берез. Ели покрыты нежным пухом, словно ангел пролетел над верхушками деревьев и коснулся их своими небесными белоснежными крыльями. Стук топора нарушает тихий покой лесного царства…
Вечером гурьба деревенских подростков во главе с Фыркачом притаскивала на гору огромные сани с колхозной фермы, пахнущие кисло-сладким силосом. И с горы неслись ни много ни мало человек двадцать навстречу сугробам. Куча-мала! Выныривали из снега довольные и катались до тех пор, пока сторож Митяй не возникал на горе, вооруженный вилами:
– Ишь, чаво удумали! Тебя, Фыркач, посодют за кражу колхозного добра! Ну-ка, марш на ферму! Как притащили, так оттащите!
Ватагой вытаскивали сани наверх. Митяй шлепал Витька по затылку:
– Чтоб табе! У, анчутка! Матре завтрево все скажу!
Но, конечно, ничего не говорил, и катание повторялось снова и снова.
Как-то утром Фыркач, увидев в окно, что солнышко пригревает, решил, что в такую погоду окунь обязательно пойдет.
Быстро засунув ноги в валенки и надев тулуп, выскочил в сенцы. Прихватил рыболовные снасти и отправился на речку. Издалека с досадой заметил на льду с десяток рыбаков. Выбрал местечко в сторонке от всех, прорубил лунки. Не успел забросить удочку, как до него донесся крик:
– Помогите!
Витек увидел, что в полынье мелькает чья-то голова. Схватив длинный черпак для вылавливания льда, побежал на крик. В голове крутилась мысль:
«Как бы самому не провалиться…»
Приблизившись к полынье, увидел девчонку, которая пыталась уцепиться за кромку льда. Он упал и пополз вперед, протягивая ей палку черпака:
– Хватайся!
Но палка оказалась коротковата, пришлось подползти совсем близко. И тут он услышал треск ломающегося льда и в одно мгновение оказался в ледяной воде, все же успев схватить окоченевшую девчонку.
Подоспевшие рыбаки с помощью веревки вытащили обоих. Фыркач не помня себя побежал домой с мокрой девочкой на руках. Когда влетел в теплую избу, бабка Фекла обомлела:
– Да откедова вы такие?!
Фыркач хотел ответить, но у него зуб на зуб не попадал. Бабка, охая, стащила с девочки валенки вместе с коньками и покрывшуюся ледяной коркой одежду и всплеснула руками:
– Да это же Лидочка, Мишки Бегунца дочка! Куды ж табе понесло, родная?
Витек же быстро забрался на печку.
Вскоре прибежали родители Лидочки. Закутав ее в пуховое одеяло, унесли домой.
…Спустя месяц в доме Фыркача раздался истошный крик его матери:
– Ой, чаво-же-де-ла-ть-то?! Горе-то какое! Нямой! Нямой! А..!
На крик прибежала перепуганная соседка Клавдия. За столом, обхватив голову руками, выла мать Фыркача. Витек понуро глядел в пол. Бабка Фекла в углу горницы молилась. А мать причитала:
– Горе-то какое у нас, Клавдия! Ходили по дохторам, думали, поболит горло – пройдет, вылечат. А щас сказали – не в силах! Это что ж за така медицина!
Так вся деревня узнала: после спасения Лидочки Витек потерял голос.
Мать ходила за ним по пятам, боясь, что он наложит на себя руки или приложится к бутылке. Однажды она посадила сына на табуретку и сказала:
– Все. Сбирайся, сынок, поведу тебя в Голынщину, там есть знахарка. Шурка Махеева сказывала. Шурка, она врать не будет, баба она сурьезная.
Бабка Фекла, поставив чугунок со щами в печку, кочергой грозно загородила дверь:
– Ишь, чево удумала! Парня к ведьме тащить! Ты еще порчу на нево наведи! Нет чтоб в церковь сходить, а она, дурища, к ворожее!
На следующее утро бабка достала из сундука почти новый костюм, туфли. Заставила Витька нарядиться. И они двинулись в церковь. В храме подошли к священнику, и Фекла поведала о беде.
Батюшка спросил растерянного Виктора:
– Веруешь?
Он в ответ что-то промычал. Священник обратился к бабушке:
– Ему надо подготовиться к причастию. – Подумав, добавил: – Свозите его на могилку святой Марфы Тамбовской.
Бабка Фекла обрадовалась, все исполнила. Молились они вместе. Она вслух читала, а Витек повторял про себя.
...Прошло три года. Витек уже привык к тому, что немой, привык ходить в церковь. Теперь он не водил дружбу с моим братом, вокруг него перестала собираться молодежь. Редко выходил со двора.
И вот наступил день… Я стояла в храме во время чтения молитвы «Символ Веры», и вдруг оказавшийся неподалеку от меня Виктор вслух стал произносить священные слова со всеми вместе. От растерянности и радости – громче всех …
Бабка Фекла рыдая упала перед распятием на колени. Перекрестившись на образ Спасителя, заплакал и Виктор.
…Так получилось, что из всех деревенских жителей я последней видела Фыркача. Катаясь на лыжах вдоль дороги, встретила его с чемоданом. Он остановился перед стаей снегирей, купающихся в сугробах. Заметив меня, указал на птиц:
– Вот Божья птичка! Вишь, грудка у них красная? Это когда Христа распинали, снегирь ломал иглы с его головы. Одна капля-то и попала ему на грудь…
Виктор улыбался по-особому, как будто знал такое, чего нам не дано. Он помахал мне рукой и растворился в начавшейся пурге.
С тех пор Фыркача никто не видел. Кто-то говорил, что он женился и уехал на БАМ. Некоторые считали, он стал священником в соседней области.
Его мать от расспросов отмахивалась. Бабка Фекла загадочно улыбалась.
